Лев Златкин - Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]
— Слушай, какой перерыв? — удивился Рзаев: — Я только во вкус вошел резать…
— Камере остыть надо! — соврал, не задумываясь, оператор.
— Операцию надо закончить! — не уступал Рзаев. — Я могу забыть, на каком месте остановился.
Алик решил пойти на компромисс.
— Сколько времени у нас займет?
— Самое длинное час, да! Кость перепилю и зашью края. Все, э!
Договорились. Но только начали снимать, как оператор сказал:
— Стоп! У меня в кадре все трясется, одна болтанка. ОТК забракует.
— Ночью где я найду приспособление, чтобы твердо закрепить ногу? Петров, иди держи ногу.
В ответ послышался лишь храп. Петров мирно устроился в уголке бокса и видел уже, наверное, второй сон.
— Дезертир! — обиделся на него Алик. — Коньяк пить проснется сразу. Что с него возьмешь?
— Ты рукавички у него возьми, — улыбаясь, посоветовал оператор, — и сам упрись рожками. Невелика птица.
Алику очень не хотелось близко подходить к трупу, но… Его идея — все снять на макропланах — требовала жертв с его стороны.
И он, взяв у осветителя рукавицы, крепко схватил ногу трупа у лодыжки. А с другой стороны ногу крепко привязали ремнем к столу. И Рзаев еще ее придерживал, когда пилил кость.
— Отлично! — одобрил оператор, посмотрев в камеру. — Так держать!
Когда отпиленная от трупа нога оказалась в руках у Алика, он чуть не грохнулся в обморок. Но мужское самолюбие пересилило физическую слабость.
Он несколько секунд стоял, не зная, куда девать отвалившуюся часть.
— Чего держишь? — рявкнул на него оператор. — Закусывать собираешься? Брось в угол к Петрову, у него нервы крепкие.
Но Алик бросил прямо на пол у стола. Нести ее до угла было выше его сил. Зачем подлянку делать ближнему?
Рзаев блестяще закончил операцию и сбросил перчатки.
— Все мыть руки! Коньяк теперь будем пить. Часа два отдохнем, вторую операцию снимем.
Пошли мыть руки. Алик был прав: Петров мгновенно проснулся, услышав про коньяк. Первым делом выключил осветительные приборы, а затем пошел со всеми мыть руки.
Поскольку стульев не было, в ход пошли кофры из-под аппаратуры. Петров один даже салфеточкой накрыл и закусочку соорудил: плавленые сырки да шоколадные конфеты.
— Откуда дровишки? — Алик кивнул на закуску.
— Из твоего холодильника, вестимо, — невозмутимо ответил осветитель.
Рзаев ловко открыл коньяк и с поразительной точностью разлил в четыре стакана, приготовленных всезнающим осветителем.
— Будем живы, будем пить! — глубокомысленно изрек Петров и одним глотком всосал в себя свою долю.
Не так быстро, но все охотно последовали его примеру.
Закусить им помешал громкий стук в дверь бокса.
— Кого это черт принес? — недовольно воскликнул Алик.
— По-моему, это Иванов вернулся посмотреть на другую ногу, — изрек Петров.
Оператор пошел открывать дверь.
Открыл и молча повалился на пол, замертво.
И перед сидящими киношниками открылся жуткого вида стоящий у стены мертвец с протянутой рукой, в которой был пустой граненый стакан.
Все замерли в оцепенении при виде столь страшной картины. Пустые глазницы мертвеца, казалось, внимательно оглядывали присутствующих, полуразложившееся тело без гениталий вызывало омерзение. Но пальцы цепко держали стакан.
— Может, нальем ему, мужики? — растерянно пробормотал осветитель и вдруг, схватив пустую бутылку, швырнул ее с поразительной меткостью прямо в лоб мертвецу.
От мощного удара тот просто рассыпался.
Петров двумя прыжками оказался у двери и захлопнул ее.
Стук двери вывел из оцепенения и остальных. Рзаев схватился за большой скальпель. Алик взял себе поменьше, то, что досталось. Один Петров только и поспешил на помощь Степнову. Оператор все еще был без сознания.
Рзаев без лишних слов сам достал бутылку коньяка. Рука его дрожала.
— Смотри, э! Дрожит. Как я буду делать операцию?..
— Какую операцию? — прервал его Петров. — «Скорую» надо вызывать. Оператор концы отдает.
— Налей ему стакан, может, очнется?
— Попробовать можно. Разлей! Всем надо снять это наваждение.
Рзаев мастерски разлил вторую бутылку коньяка по стаканам. Петров попытался влить в рот оператору немного жидкости, но без толку, Степнов не желал приходить в сознание.
— Не может! — Петров от огорчения сам проглотил коньяк. — «Скорую» надо быстро.
— До телефона надо еще добраться, — с трудом проговорил Алик, опустошая свой стакан.
— Ащи! Мы не мужчины, по-твоему? — завопил Рзаев и отпил для храбрости. — Я впереди пойду, кто сунется, зарежу.
И он бросился к двери. Но дверь была закрыта.
— Ты закрыл дверь? — завопил Рзаев на осветителя.
— У меня ключа нет, как я мог закрыть… — оправдывался Петров.
Рзаев похлопал себя по карманам и извлек ключ.
— Слушай, я же к двери не подходил. Клянусь.
Он попытался вставить ключ в замок, но ключ не желал входить.
— Не входит!.. С той стороны входил, а с этой не входит. Потрясающе!
Петров грубо вырвал из его рук ключ.
— Не умеешь, не берись! Лучше выполняй клятву Гиппократа.
Рзаев занялся оператором, и ему удалось влить немного коньяка в рот Степнову. Тот даже открыл глаза, затем жадно высосал весь коньяк и опять отключился, правда, теперь ненадолго. Коньяк вскоре подействовал, и оператор пришел в себя, попытался встать, но ноги ему отказали.
— Нервное потрясение! — решил Рзаев. — «Скорую» надо. Ты дверь открыл? — спросил он у осветителя.
Но дверь все не поддавалась.
— Железку какую-то вогнали с той стороны, — пыхтел над замком Петров.
— Не умеешь, не берись! — поддел осветителя Рзаев. — Меня ругал, а сам попасть не можешь. В замочную скважину.
— Это тебе все равно, хоть замочная скважина, а я люблю женское, теплое и мягкое.
— Из теплого и мягкого нам всем удалось выйти живыми и невредимыми.
— Хотелось бы выйти и отсюда, выйти хотя бы живыми, — подал голос Алик.
Петрову пришлось провозиться с замком еще минут пять, не меньше. Только когда он достал плоскогубцы и чудом ухватился за гвоздь, вбитый не иначе как молотком, ему удалось освободить для ключа замочную скважину.
Дверь открылась, но Петров несколько секунд не решался выйти из бокса, облик полуразложившегося трупа еще стоял перед глазами.
— Боишься? — подзадорил Рзаев. — Мертвые не кусаются!
— Если могут ходить, вполне могут и укусить! — возразил Петров.
Рзаев опять схватился за большой скальпель.
— Отойди от двери, я пойду первым! — крикнул он и бросился на дверь.
Ударом ноги он распахнул двери бокса и выскочил в коридор подвала. За ним выбежал Алик, тоже со скальпелем в руке.
Коридор был пуст. Никакого намека на присутствие мертвецов.
— Потрясающе! — воскликнул Рзаев. — Коллективное помешательство!
— Пить меньше надо! — подал слабый голос очнувшийся оператор.
— Ты это мне говоришь? — обиделся Рзаев. — Я выпил за последние десять дней сегодня двести грамм. Вставай, раз очнулся.
Степнов сделал попытку подняться с помощью Петрова, но вновь мешком свалился на пол.
— Что-то с ногой! — застонал он.
— Тащите его на свежий воздух! — скомандовал Рзаев. — А я пойду позвоню в «Скорую помощь».
Петров с Аликом подхватили оператора, но он взмолился:
— Вася, камеру возьми. Мне за нее голову оторвут, если что случится.
В коридоре послышался шум открываемых дверей, неясные голоса. Рзаев и Алик замерли со скальпелями в руках в позах гладиаторов.
Из полутьмы коридора вынырнула группа из трех человек с каталкой, на которой лежал милиционер. Везли его служитель, санитар «труповозки» и другой молоденький милиционер.
— Дядя Коля, дядя Коля, дядя Коля! — повторял он, и слезы катились по его щекам.
Служитель открыл им дверь холодильника, и санитар с милиционером занесли в него тело убитого.
— Во, судьба! — сказал Рзаеву служитель. — Не сиделось на пенсии. Пацана спас, а сам пулю схлопотал… А вы все работаете?
— Слушай! Ты никого здесь не видел?
— А кого я здесь могу увидеть? Трупы ведь одни. Или привиделось что?
— И никакого шума? — гнул свое Рзаев.
— Спал я, пока мне не позвонили, — ответил служитель. — Я теперь на полставки Андреича, пока не взяли другого, сторожа. Скучно без него, интересно баланду травил.
— Забирай труп! — велел ему Рзаев.
— И правильно! Чего ночью работать? Спать надо.
Служитель взял каталку, на которой привезли убитого милиционера, и пошел отвозить труп на место.
Рзаев раздумал звонить Тупину ночью.
«Утро вечера мудренее! — подумал он. — Смеяться будет надо мной. Утром проснусь, решу, что делать: звонить или не звонить».
